ЛОГОС//Как долго может существовать терпимое общество

Форум » ПОЛИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ - POLITICAL ANALYSIS » ЛОГОС//Как долго может существовать терпимое общество » Ответить

ЛОГОС//Как долго может существовать терпимое общество

pe6: Максим Момот МАКСИМ МОМОТ Ловушка либерализма Как долго может существовать терпимое общество Массовые беспорядки во Франции заставили многих наблюдателей отка- заться от политкорректности и рассматривать мир таким, какой он есть, а не таким, каким он никогда не будет. Реальность, о которой говорили, спо- рили, но, по большей части, молчали, напомнила о себе. Обсуждение этой реальности не может быть приятным, поскольку неизбежно разоблачает те опасные мифы, которые современные люди привыкли считать собственны- ми убеждениями. Государство-нация Один из главных либеральных мифов, разрушенный событиями во Фран- ции, — это возможность этнически индифферентного подхода к политике, убежденность в маловажности этнических различий между гражданами госу- дарства в «постиндустриальную» эпоху. Этот взгляд не только не соответст- вует фактам современной истории, но и находится в противоречии с челове- ческой природой. Среди историков распространено мнение, согласно которому национа- лизм — это феномен, возникший в XIX веке вместе с национальными государ- ствами. Из этой посылки делается вывод (уже не историками), что нации вот- вот отомрут. На самом деле вся история человечества — это история народов. Древние евреи с их презрением к гоям, греки, считавшие варваров, то есть негреков, расово неполноценными и достойными быть лишь рабами и все бесчисленные древние племена халдеев, ассирийцев, хеттов и т. д. известны нам сегодня именно как халдеи, ассирийцы и хетты, а не общества, испове- довавшие понятие нации как согражданства. Правда, часто в расчет берется не собственно этническое происхож- дение, а культура, принимая которую, человек становится «своим». Одна- ко это не меняет дела, ибо речь в любом случае идет о самоидентификации по принципу «свой-чужой». В древнем Китае человек, освоивший иерогли- фы, то есть принявший китайскую культуру, мог считаться китайцем. Но это лишь означает, что стать китайцем все равно приходилось, да и расовый тип новых подданных, скорее всего, был тем же, что и у остальных. Столь глубо- Л О Г О С 2 ( 5 3 ) 2 0 0 6 27 ко укоренившееся в человеке стремление отделять своих от чужих, видимо, имеет основание в самой человеческой природе и присуще человеку как виду. С этим, наверное, ничего уже не поделаешь. Эксперты, считающие пробуждение этнического самосознания у нацио- нальных или расовых меньшинств, проживающих на территории данного государства, частью нормального демократического процесса, ошибаются. Если только речь не идет о борьбе с дискриминацией по национальному или расовому признаку выдвижение меньшинствами каких-то особых требований и лозунгов имеет мало общего с демократией. Ведь с точки зрения последней граждане являются юридическим понятием, а не этническим. Отличия инте- ресов и запросов этнических меньшинств от таких же интересов и запросов бизнеса или профсоюзов слишком велики, чтобы их игнорировать. Ни биз- нес, ни профсоюзы, ни научное сообщество не могут стремиться к созданию независимого государства, населенного только бизнесменами, профсоюзной бюрократией или учеными, а этнические группы — могут. История показывает, что такие требования редко осуществляются без кровопролитных войн. Озноб, охватывающий американских консерваторов, наблюдающих за заселением юга и юго-запада США мексиканцами, понятен. Сами американцы отторгли эти регионы у Мексики точно таким же образом всего полтораста лет назад. Возможно, разговоры о необходимости отказа этнических меньшинств от собственной «идентичности» исходят со стороны белого большинства с европейскими корнями и являются скорее требованием, чем оценкой усло- вий, необходимых для безопасности государства. Может быть, и так. Одна- ко это говорит лишь от том, что все сколько-нибудь значимые государства по природе своей национальны, обладают этнической основой. Это требова- ние скорее естественно и необходимо, чем предосудительно. Остаются национальным государством и Соединенные Штаты. Имми- гранты на протяжении последних двухсот лет интегрировались не в индей- ское сообщество, а в существовавшее национальное ядро английских колони- стов. Размывание этого ядра и проблемы с интеграцией новых иммигрантов, по широко распространенному в США мнению, является угрозой существова- нию страны. Опять же, мексиканцев, переплывших ночью Рио-Гранде и осев- ших в Техасе, ничего не связывает с украинцами, правдами и неправдами добравшимися до Нью-Йорка, ничего, кроме мощного, хотя и сокращающе- гося массива потомков англичан, а также ассимилированных ими выходцев из Западной Европы, которые и удерживают единое культурное поле страны. Это же относится и к России, хотя существует мнение, которого придер- живался еще Гегель, о том, что она не является национальным государством. Национальное государство подразумевает существование государствообра- зующей нации, без которой страна невозможна. Чечню, Чувашию и Чукотку не связывают никакие мыслимые связи, кроме первой буквы «ч» и того, что все пространство между ними и часть их собственной территории занима- ют представители четко определяемого этноса. Невозможно присоединить Чечню к Башкирии, а Адыгею к Бурятии. При этом исчезновение, не дай бог, любого другого народа, кроме русского, само по себе не приведет к исчез- новению страны. Даже Советский Союз, в котором русских было порядка 50 %, являлся, по сути, национальным государством, о чем весьма красноре- 28 Максим Момот чиво говорилось в первом же куплете гимна: «Сплотила навеки великая Русь». Нельзя бесконечно отрицать очевидное. Разумеется, вышесказанное не опро- вергает того, что русским может считаться любой человек, для которого рус- ский — родной язык. Но, как и в случае с древнем Китаем, дела это не меняет. Ненациональные государства тоже существуют, правда, они недолговеч- ны. Достаточно вспомнить недолгую историю Чехословакии или Югославии. История последней оказалась не только недолгой, но и печальной. Ситуа- ция в Индии, ненациональном государстве, существующем немногим более 50 лет, может начать обостряться по мере роста национального самосозна- ния населяющих ее народов, которые до сих пор были элементарно негра- мотными, что и позволяло сохранять единую государственность. Не являю- щиеся национальными государствами Швейцария или Бельгия, процветают в тепличных условиях посреди Европы (хотя в последней трения по поводу языка все же существуют). Как видим, основой современного миропорядка остается национальное государство, а его размывание чревато катастрофой. Термин «балканизация» в отношении происходящего процесса этнической дезинтеграции США уже употреблен1. Отказ признавать очевидное ведет к постановке банальных вопросов, на которые нечего ответить. Как призвать выходцев из Мексики на борь- бу с Мексикой, если она станет угрожать интересам США? Или они скорее поддержат бывшую родину, с которой по-настоящему и не расставались? Это относится и к другим этническим группам. Прежде иммигранты меняли имена на английский манер, сегодня американцам впору давать своим детям испанские имена, чтобы они не слишком выделялись в школе. В случае серь- езного конфликта в мире американскому правительству придется решать непростую головоломку, направляя мексиканцев на борьбу с Китаем, китай- цев — с Мексикой и т. д. Грядущая фантасмагория превращаемой в некий этнический пазл внеш- ней политики США, которая, как никогда и нигде ранее, действительно ста- нет продолжением внутренней, не является чем-то совсем новым. Перед теми же дилеммами встала Римская империя времен упадка, вынужденная для войн с варварами нанимать варваров, расселяя варваров на своей терри- тории для защиты от них же. В конечном итоге в самих римлянах уже не было нужды, и варварские королевства продолжили воевать друг с другом. Возможна ли этнически нейтральная концепция государства? На бли- жайшие сто лет ответ звучит скорее как «нет». Это, однако, ни в коем случае не означает, что в стране не могут жить представители разных народов. Про- сто государству нужно на чем-то держаться, и это должно быть нечто большее, чем показатели экономического роста. И опять, американцы заинтересованы в дешевом бензине, а, значит, в хороших отношениях с арабами, но американ- ские евреи, широко представленные в ведомствах, занимающихся внешней политикой, более склонны поддерживать Израиль. Готовы они променять нос- тальгию на дешевый бензин? Существует предел, до которого этнические про- 1 Бьюкенен П. Смерть Запада. Чем вымирание население и усиление иммиграции угрожают нашей стра- не и цивилизации. М., 2003. С. 196. Л О Г О С 2 ( 5 3 ) 2 0 0 6 29 тиворечия называются мультикультурализмом, и за которым они называются угрозой существованию страны. Ведь США и европейские страны продолжа- ют оставаться национальными государствами, они представляют собой исто- рическую и политическую форму существования соответствующих народов. Можно было бы возразить, что в эпоху глобализации национальные грани- цы потеряли свое значение, как в Новое время его потеряли стены средне- вековых замков, больше неспособные никого защитить. Но проблема в том, что глобализация-то и поддерживается одной из наций для продвижения своих интересов в мире2, и при коллапсе национального государства, каким явля- ются Соединенные Штаты, застопорится и глобализация, открыв тем самым эпоху новых мировых войн и этнически окрашенной злобы, подспудно накап- ливающейся повсеместно. Ирония ссылки на глобализацию как гарантию безвредно- сти мультикультурализма состоит в том, что сам этот мультикультурализм разру- шает этническое ядро сверхдержавы, обеспечивающей глобализацию. До сих пор продвижение в мире нынешнего понимания прав человека опре- делялось мощью Соединенных Штатов, однако, отстаивая ценности, подры- вающие основы национального государства и, как полагают многие, основы существования самого общества, Америка тем самым, что называется, рубит сук на котором сидит, ибо ее собственная мощь как раз и базировалась последние двести лет на преимуществах национального государства и совсем иных стерео- типах мировосприятия. Ситуация парадоксальна — чем больший успех сопутствует глобализации и широко понимаемым правам человека, тем меньше у них перспектив. Два этих процесса — размывание основ западных государств и обществ, с одной стороны, и успехи глобализации, прав человека, материальный и тех- нический прогресс — с другой, какое-то время могут идти параллельно. Имен- но так и было во время арабского восстания во Франции, когда падение Пятой республики в предместьях Парижа ничуть не затронуло посетителей кафе в его центре, для которых нищие окраины собственного города — уже другая планета и, разумеется, не Франция. Подобная ситуация может продержаться довольно долго, но, как подсказывает разум, не вечно. Происхождение лояльности и мифология терпимости Протест консерваторов в действительности обращен не столько против иммиграции, сколько против нежелания новых иммигрантов интегриро- ваться в западное общество. Они не хотят допустить опасную ошибку, разоча- ровав множество талантливых и трудолюбивых людей, которые желали бы поселиться в их странах. Справедливо подчеркивается, что расовые отличия сами по себе не делают интеграцию кого бы то ни было невозможной. Но беда в том, что в западное общество в его современном состоянии, которое многие называют отталкивающим, найдется немного желающих интегрироваться. 2 «Клеймо “Сделано в США” четко и неотвратимо проступает на глобализации. И эта глобализа- ция как национальная доктрина мирового гегемона в конечном счете отражает и выражает свое национальное происхождение». Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. М.: Международные отношения, 2005. С. 196. США выступают за открытую глобаль- ную систему, но лишь такую, где они сами определяют правила, принуждают к их соблюдению других и не соблюдают их сами, если считают необходимым. Там же. С. 193–195. 30 Максим Момот Все-таки трудно отделаться от чувства, что нынешняя безграничная при- верженность сохранению «идентичности» национальными меньшинствами объясняется не доброй волей государствообразующей нации, а ее деграда- цией ниже того предела, до которого интеграция в нее казалась престиж- ной. Нежелание мусульманских иммигрантов интегрироваться в европей- ское общество, а латиноамериканцев — в американское, утрата ими лояль- ности к большинству отчасти объясняется тем, что они просто не считают современную культуру «цивилизованных» белых народов выше своей. Здесь они, вероятно, правы, и общество, сделавшее детоубийство нормой, вряд ли достойно уважения. Кроме того, возможна лишь интеграция меньшинства в большинство, а если некоренные народы достигнут большой численности, то речь пойдет лишь о сосуществовании примерно равных по силе общин. В действительности относительная редкость межэтнических столкнове- ний в западных странах объясняется не утверждением там просвещенного либерализма и мультикультурализма, а либо памятью о былом имперском единстве (Россия, отчасти Франция и Великобритания), либо их экономиче- скими успехами, отвлекающими энергию в производительное русло (США), либо системой социального обеспечения (Германия). Кроме того, государст- вообразующие этносы составляют в западных странах все еще значительное большинство. Однако это, судя по всему, не надолго, да и перед системами социального обеспечения европейских стран уже маячит угроза разорения. Если западное общество желает интегрировать иммигрантов, ему следова- ло бы измениться самому, иначе проблему не решить. Предположение о том, что мусульманская иммиграция может существенно сократиться к 2025 году, когда пройдет пик роста рождаемости в Северной Африке и на Ближнем Вос- токе3, положения не меняет. Может быть, иммиграция сократится, может быть, нет. Готовится нужно к худшему сценарию. Если бы США после Второй мировой войны сидели сложа руки и ждали, пока Советский Союз мирно рас- падется в 1991, Америка проиграла бы Холодную войну. Но это не главное. Даже если бы мусульманской и латиноамериканской иммиграции не было вообще, это отнюдь бы не означало, что Запад не нуж- дается в консервативных реформах, фактически в консервативной револю- ции. Ведь западные народы вымирают независимо от того, приезжают арабы и мексиканцы или нет. Иммиграция и угрозы, с ней связанные, лишь под- черкивают необходимость масштабной реконструкции западного общества. Проблема лояльности к обществу шире вопроса интеграции иммигрантов, она включает также вопрос о выработке лояльности у «коренных» граждан. Необходимость выработки лояльности ставит и другую дилемму — спо- собны ли восточные народы считаться с неагрессивным, терпимым обще- ством? Откровенно говоря, является ли терпимость к иным народам, рели- гиям и культуре ценностью западной цивилизации — большой вопрос. Евро- пейцы и американцы — это нации-завоеватели, которые на протяжении почти всей своей истории захватывали чужие земли, оттесняли другие наро- ды и обращали их в свою веру. Без этого американская нация никогда бы не появилась, а европейские находились бы на уровне Средневековья. 3 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. С. 319. Л О Г О С 2 ( 5 3 ) 2 0 0 6 31 Господство нуждается в оправдании. Западное господство на протяжении сотен лет оправдывалось тем, что эта цивилизация превосходила все осталь- ные, и в конечном итоге ее господство шло на пользу всем остальным. Без колониальных захватов не было бы Индустриальной революции и все чело- вечество до сих пор жило бы в Средневековье, охотилось на ведьм и выми- рало от эпидемий. Мир устроен не так, как его представляют либералы. Тот, кто не может поддерживать и распространять свою власть, неминуемо будет уничтожен. Других примеров история не знает. Западные народы смогли позволить себе терпимость лишь после того, как захватили почти весь мир. Социализм и восстание Очевидное объяснение обострения межэтнической ситуации в развитых странах заключается в неинтегрированности новых эмигрантов в обще- ство. Однако это, что называется, не вся правда. Существует связь между полусоциалистической экономикой европейских стран и возмущением иммигрантов, выливающимся в насилие. Система социального обеспече- ния вызывает запросы, которые не может удовлетворить и ведет к деграда- ции человеческих качеств, которые позволили бы без нее обойтись. Если в США иммигранты в основном едут работать, то в Европу, слишком часто, — лишь получать пособия, что ведет к выработке у них другого менталитета и склонности свои беды относить на счет общества и государства, которое их приютило. Многие из восставших во Франции арабов всю жизнь прожи- ли на социальное пособие и в любом ухудшении своей жизненной ситуации обвиняют правительство, против которого восстают. Тем не менее Евросо- юз уже заявил о выделении 50 млн евро на улучшение положения в неблаго- получных районах Франции, где произошло восстание. Брюссель лишь под- ливает масло в огонь, показывая, что уничтожением собственности, школ и заводов можно добиться материальных выгод, а не тюремного срока. Европейская модель экономки сама по себе препятствует интеграции иммигрантов. Невиданные по размаху уличные беспорядки не случайно раз- разились именно во Франции. Согласно последним опросам 51 % францу- зов чувствует себя в душе социалистами, еще больше считают капитализм эксплуататорским строем. Даже если лидер французских крайне правых Ле Пен станет президентом, этническое противостояние вряд ли ослабеет. Ведь покуситься на «завоевания трудящихся», забывших, что они именно трудящиеся, а не плебс, требующий хлеба и зрелищ, он все равно не посме- ет, а если посмеет — перестанет быть президентом. Угроза французского бунта в Америке, видимо, растет прямо пропор- ционально электоральным успехам Демократической партии, делающей акцент на социальных обязательствах государства. Хотя опасной комбина- ции социализма и массовой иммиграции Америке удавалось пока избегать. Если уж нельзя обойтись без иммиграции, нужно постараться не допустить социализма, этого второго компонента взрывоопасной социальной смеси. Вывод печален — в нынешних условиях борьба с социализмом и с распадом общества и экстремизмом — это во многом одно и то же. Между этими явле- ниями существует глубокая связь. Если бы государство не заменяло отца, 32 Максим Момот выплачивая пособия, не отмер бы институт семьи, если бы не существова- ло грандиозной системы социальной защиты, дети продолжали бы оставать- ся страховкой в старости и западные народы не исчезали бы, но самое глав- ное — если бы социализм не отучил европейцев работать, незачем было бы приглашать рабочую силу из-за рубежа и некому было бы поджигать машины в Париже. Безработных во Франции — порядка 10 %. Разумеется, кто-то дол- жен кормить эту армию бездельников. Что касается России, то иммиграция сюда, легальная или нелегальная, носит позитивный характер. Люди едут в страну работать, а не получать соци- альные пособия, которые здесь не обеспечивают простого выживания. Ярким примером отрицательной иммиграции, как уже говорилось, является въезд во Францию во второй половине XX века массы иммигрантов из бывших колоний. Алжирцам, родившимся до 1962 года (окончание войны с Францией) французское гражданство предоставлялось автоматически, причем они могли рассчитывать во Франции на получение муниципального жилья, за которое почти ничего не платили, и социальных пособий, на которые можно жить, не работая. За свое благородство французы расплатились довольно быстро. Отсутствие серьезных социальных расходов у российского правительства в постсоветскую эпоху было одновременно болезненным, неизбежным и жела- тельным. Оно было болезненным, поскольку большинство населения, разумеет- ся, было не приспособлено к выживанию в условиях полурыночной экономики, тем более замешанной на криминале. Оно было неизбежным из-за отсутствия у правительства серьезной налогооблагаемой базы, что объяснялось отчасти уходом бизнеса в тень, отчасти неразберихой в госструктурах, но в значитель- ной степени крахом самой экономики. И оно было желательным, поскольку никакая иная модель экономического развития, кроме той, где государство не лишает людей стимулов к труду путем выплаты пособий, не может сущест- вовать сколько-нибудь длительное время, как показывает приближающееся банкротство систем социального обеспечения в полусоциалистических стра- нах Западной Европы. В якобы коммунистическом Китае эксплуатация рабо- чей силы ничем не ограничена, этим, наряду с эффективностью пусть и вре- менной, просвещенной диктатуры, и объясняются его экономические успехи. Слабый пограничный контроль со странами СНГ также способствует утвер- ждению в России условий для развития относительно свободного рынка труда. Поскольку позитивная иммиграция интегрируется в общество лучше негатив- ной, у России есть определенные преимущества перед Западной Европой. Уставшие дети Одна из наиболее острых дискуссий, увлекших мировую интеллектуальную и политическую элиты, касается роли либеральной идеологии в процессе упад- ка Запада. Сокращение белого населения с европейскими корнями в США и Канаде, постепенное исчезновение белых европейцев в самой Европе и необ- ходимость привлечения иммигрантов из незападных стран являются лишь его частью. Кроме этого, под упадком понимается ликвидация прямого западного контроля над большей частью мира, бегство сотен тысяч европейцев из коло- ний в середине XX века, а также то, что можно назвать «падением нравов». Л О Г О С 2 ( 5 3 ) 2 0 0 6 33 Еще 1964 году Джеймс Бернем, один из стратегов холодной войны, опуб- ликовал книгу с симптоматичным названием «Самоубийство Запада. Очерк о значении и судьбе либерализма»4. Основой книги стали его работы под общим названием «Либерализм как основа самоубийства Запада». Столь зловещее название объяснялось, видимо, окончательным крахом колониа- лизма в 1960-е гг., когда масса европейцев бежала из Алжира и других освобо- дившихся стран, и полумесяц занял там место креста на храмах. Сила цивилизации, как это следует из слов Бернема, может быть опре- делена по территории и населению, над которым она осуществляет эффек- тивный политический контроль. Либерализм же — это типичная словесная систематизация процесса сжатия западной цивилизации, он мотивирует и оправдывает это сжатие, примиряет с ним, что равнозначно самоубийст- ву. Несколько лет назад с не менее апокалиптическим прогнозом выступил Патрик Бьюкенен, бывший советник президентов Никсона и Рейгана, канди- дат от республиканцев на президентских выборах 1992 и 1996 годов. В своей книге «Смерть Запада»5 он рисует монументальное полотно деградации западных стран и народов, находя все тех же врагов — либералов и левых. Действительно, западные женщины перестают рожать, мужчины — рабо- тать, писатели — писать настоящие книги, а художники не находят ничего лучше, чем выставить в картинной галерее мусор в виде искусства, как в пря- мом, так и в переносном смысле. Последней каплей стал успех шимпанзе по имени Конго, картины которого, созданные в жанре абстракционизма, начали продавать с аукциона наравне с творениями современных художни- ков, ведь отличить работы последних от произведений примата не так-то просто. Появились подделки, но их быстро разоблачали, ведь кто кроме шимпанзе способен выразить переживания современного человека? Либералы отстаивают необходимость «планирования семьи», узакони- вая детоубийство, выступают против активной ассимиляции иммигрантов, что ведет к распаду государства и общества, оправдывают мягкое отношение к преступникам, в результате чего молодежные банды захватывают города и т. п. Скорбный список претензий можно продолжать. Все это правда и дей- ствительно похоже на деяния самоубийц и безумцев. Однако либерализм тут, скорее всего, не причем, и истина, как это часто бывает, прозаична. Элементарная историческая грамотность принуждает признать, что всем своим успехом, прогрессом и величием Запад обязан именно либерализму. Главная идея либерализма в том, что людей надо оставить в покое, не вмеши- ваться в их жизнь без крайней нужды ни со стороны государства, ни со сто- роны церкви, ни со стороны общества. Как только эта идея начала распро- страняться в Европе, произошел тот цивилизационный рывок, который и вывел Запад далеко вперед Востока. Когда церковь перестала сжигать уче- ных, запрещать коммерцию и истреблять иноверцев, когда государство стало из сакрального инструмента грабежа превращаться в институт, гарантирую- щий права граждан и их независимость, когда все, что было не запрещено, оказалось разрешено, а не наоборот, и произошел беспримерный в истории 4 Burnham J. Suicide of the West. An Essay on the Meaning and Destiny of Liberalism. N. Y., 1964. 5 Бьюкенен П. Указ. соч. 34 Максим Момот скачок в развитии западных народов, вырвавшихся из той нищеты, негра- мотности и убожества, на котором была основана традиционная иерархия. Почему же теперь либерализм из инструмента, поощряющего прогресс, превратился в то, что примиряет Запад с упадком и деградацией? Либерализм — это способ беспрепятственного достижения личных целей, они-то и измени- лись. Если раньше западные народы стремились к тому, чтобы достичь дос- татка, для чего им была необходима и воля, и хотя бы элементарная дисцип- лина, то теперь, на стадии изобилия, не нужно ни того, ни другого. В том-то и заключается парадокс и ловушка либерализма, что, будучи эффективным инструмен- том достижения благосостояния, он приближает и упадок, следующий за ним. Поэто- му все общества, принявшие либерализм в качестве основы развития, весьма скоро начинали вымирать, как это произошло с древними греками и римля- нами, города которых обезлюди сразу же за достижением изобилия, как его тогда понимали. Люди, привыкшие к чему-то стремиться в жизни, как правило, стремятся и иметь детей, это свойство того «животного духа», который необ- ходим для преодоления трудностей. А нет препятствий — нет и духа. Запад поражен тем, что можно назвать проклятием второго поколения, известного каждому. Чем трудолюбивее, умнее, энергичнее и успешнее роди- тели, тем лучшие условия они создают своим детям, и тем никчемнее часто оказываются эти дети, не умеющие к двадцати годам без посторонней помо- щи завязать шнурков. Нынешние американцы уже не сумели бы создать вели- кую страну на голых прериях, как и нынешним русским стало не под силу удерживать даже осколки своей великой некогда империи. Ярче всего эта печальная метаморфоза видна на судьбе англичан. В конце 30-х годов, после встречи с английской делегацией, Муссолини отметил: «Эти люди сдела- ны уже совсем не из того теста, что Фрэнсис Дрейк… Уставшие дети целой цепочки богатых поколений, империю они потеряют». Он оказался прав. Но теперь европейцы теряют уже не империи, а собственные страны. Достигая стадии изобилия, народы опускаются и вымирают вне зависи- мости от того, исповедуют они либеральные ценности или нет. Рождаемость среди русских в СССР упала еще в советские годы, а Советский Союз вовсе не был оплотом либерализма, просто правительство к 70-м годам обеспечило людям минимальный достаток. Нынешняя Россия тоже не так бедна, как при- нято думать, стандарты жизни тут серьезно отличаются от тех, которые суще- ствуют в по-настоящему бедных странах, например, в Средней Азии. Призна- ком и катализатором упадка является скорее социализм, чем либерализм. Консерваторы ошибаются и в том, будто упадок народов — это простое следствие морального разложения. Порнография, например, вовсе не отвле- кает людей от самопожертвования, ведь террористы, совершившие теракты 11 сентября 2001 года, готовясь к ним, покупали порнографические книж- ки. Однако это никак не помешало им отдать свои жизни за то, во что они верили. Разумеется, сами террористы могли быть и обеспеченными людь- ми, но возмущение их нищих и униженных народов перевешивает и это. Сексуальные отклонения тоже сами по себе мало о чем говорят. Гомосексуа- лизм в Древней Греции был нормой, но это не помешало создать великую культуру и разгромить персов. Таланты и волю Цезаря также трудно отри- цать, хотя о его нетрадиционных склонностях пели песни солдаты собствен- Л О Г О С 2 ( 5 3 ) 2 0 0 6 35 ной армии. И уже совсем несерьезны проклятия, посылаемые консервато- рами в адрес алчности, гнавшей Колумба в поисках пути в богатую Индию, без чего нынешний оплот консерватизма не был бы даже открыт. К сожале- нию или к счастью, причины упадка народов не лежат ни в области мистики, ни в области идеологии, ни в области личной морали. В заповеднике мифов Если консерваторы в чем-то и правы, так это в критике противостоящей им радикальной концепции либерализма, отражающей потребности и жела- ния как «второго поколения», о котором говорилось выше, так и некоторых политических структур. Новая либеральная мифология отличается от мар- ксистской не большей правдоподобностью, а более прохладным отноше- нием к массовым репрессиям, казням без суда и истреблению гражданского населения ради утверждения данной доктрины. Этого, конечно, достаточно, чтобы признать ее более приемлемой, чем марксизм, но все-таки не хватает для придания ей хоть какого-то налета рациональности. Несложно понять, кому выгодно насаждение мифа об отмирании нацио- нальностей. Интересы США зримо проступают и здесь. Это слишком похоже на уловку, позволяющую империи управлять подвластными народами, утвер- ждая, что они на самом деле не народы, а всего лишь потребители ее това- ров. Германии не случайно уделяется особое внимание, но не для того, чтобы вылечить ее от нацизма, которым она давно уже не больна, а потому что Гер- мания остается единственной державой, способной при желании поставить под сомнение господство США в Европе6. Проблема, однако, заключается в том, что этот миф рикошетом бьет и по самой Америке. Еще одним современным мифом можно считать объяснение быстрой деградации промышленности западных стран их вступлением в сказочную эпоху информационного общества. В действительности значительное превы- шение размеров сферы услуг над производством может объясняться, во-пер- вых, низким уровнем рождаемости, когда люди ориентированы на развлече- ния, которые и составляют в значительной степени сферу услуг, и не обреме- нены заботой о 5–12 детях, что было нормой на протяжении большей части истории. Во-вторых, сокращение производства на Западе объясняется неже- ланием местного населения по-настоящему трудиться, в результате чего пред- принимателям приходится переносить бизнес в Азию. Другим мифом является перенаселенность планеты, для чего якобы и нужен проповедуемый либералами контроль над рождаемостью, так как десятки миллионов землян голодают и не имеют доступа к чистой питьевой воде. Откровенно говоря, причиной беспросветной нищеты слаборазвитых народов остается их несклонность к труду, а не нехватка контрацептивов. Африканский рыбак до сих пор проклинает богов за большой улов, посколь- ку с ним надо еще что-то делать. Что касается продовольствия, то, по призна- нию ученых, одна Аргентина была бы способна прокормить все человечест- 6 Именно Германия, по мнению Бжезинского, занимает третье место в мировой иерархии, сразу после США и Китая (Бжезинский З. Указ. соч. С. 18). 36 Максим Момот во, причем планета вполне может выдержать 20 млрд населения без особых последствий для экологии и природных ресурсов 7. Если признать очевидное, то дискредитация лишь трех обозначенных концепций — отмирания национальностей, вступления Запада в фазу постин- дустриального общества и прогрессирующей перенаселенности планеты — приводит к тому, что либеральный мираж рассеивается, и грандиозное зда- ние радикального либерализма рассыпается как карточный домик. Новая Палестина В то время как Запад находится в плену мифов, чья абсурдность видна невоо- руженным глазом, на Востоке собираются силы, которые и будут определять ход истории наступившего века. До 2050 года общее население только четы- рех стран — Пакистана, Китая, Индии и Бангладеш — вырастет более чем на миллиард человек8. Дома останутся не все, кому-то на планете придется потесниться. И уже понятно, кому. Политики проводят неприятные аналогии, в справедливость которых вполне можно поверить. Как заметил Патрик Бьюкенен, противостояние Израиля с Палестиной и соседними арабскими государствами может служить метафорой к положению всего западного мира по отношению к развиваю- щимся странам. Действительно, желание США непосредственно контроли- ровать Афганистан, чтобы предотвратить создание там лагерей для подго- товки террористов, имеет те же основания, что и желание Израиля контро- лировать палестинские территории для предотвращения образования там «инфраструктуры террора». Ряд западных стран, например, Испания, уже приняли на вооружение док- трину «территория за мир», выведя свои войска из Ирака, прекратив его окку- пацию под угрозой новых терактов. Надо сказать, что эффективность этой доктрины вызывает сомнения не только по отношению к Израилю, который, следуя ей, может добиться полного мира, лишь отдав всю свою территорию и исчезнув. Соединенные Штаты слишком велики, чтобы не вмешиваться в дела нефтяных исламских стран и не только нефтяных. Для Америки следо- вание политике «мир в обмен на территорию» вряд ли возможно, поскольку приведет лишь к ослаблению страны и дальнейшим претензиям со стороны исламистов (как это и происходит в случае с Израилем). Поэтому американцы и затеяли коренное переустройство мира, назвав его «войной с терроризмом». Конечно, «война с терроризмом» — это условный термин, который выда- ет желаемое за действительное. Как израильтяне борются не с абстрактным терроризмом, а с весьма конкретными государствами и народами, так и Запад, откровенно говоря, противостоит не нескольким террористическим сетям, а стоящему за ними многомиллионному исламскому миру, одобряющему терак- ты. Точно также неправда, будто уничтожение мирного населения, к которо- му прибегают террористы, является чем-то необычным для войны. Стало уже банальностью вспоминать в связи с этим бомбардировки союзниками гер- 7 Капица С. П. Лекция в Звенигородской биологической станции МГУ. Июль 2005. 8 Бжезинский. Указ. соч. С. 111. Л О Г О С 2 ( 5 3 ) 2 0 0 6 37 манских городов в конце Второй мировой войны, целью которых были мир- ные жители, или ядерные удары по Хиросиме и Нагасаки, жертвами которых стали преимущественно мирные японцы. Западные налогоплательщики, кото- рых взрывают исламисты, содержат армии, оккупирующие исламские стра- ны и часто голосуют за правительства, которые осуществляют эту оккупацию, правительства, убивающие тысячи мирных мусульман, как это было в Ираке. Считать, будто враг не прав во всем и что люди, которые себя взрывают, идут на это, только потому, что они — «моральные уроды», глупо. Шахиды, как показывают исследования, это грамотные и образованные люди, а не сума- сшедшие бедняки, как почему-то полагают на Западе. В действительности бедность не

Ответов - 4

pe6: Психология в вертикали власти 10.01.07 Психологи из Северо-западного университета (Northwestern University), Университета Нью-Йорка (New York University) и Стэнфордского университета (Stanford University) доказали, что люди, обладающие властью и влиянием, не способны понимать эмоции, точки зрения и причины поведения простых смертных. Обладание властью само по себе ограничивает способность человека воспринимать иные взгляды и суждения. Этот вывод был сделан на основе серии разнообразных психологических экспериментов, в которых участвовали добровольцы, выполнявшие различные социальные роли (например, роли «лидера» и «подчиненного» в фокус-группах). В частности, статистика опытов показала, что человек, обладающий властью (даже фиктивной) втрое чаще принимает решения, которые учитывают исключительно его личные интересы. Следовательно, руководители базируют свои решения, прежде всего, на основе своих представлений. В этом деле значение мнений подчиненных и вообще людей более низкого социального (политического, бизнес- и пр. статуса) неадекватно мало. Информацию об этом опубликовал журнал Psychological Science. Источник: Washington Profile http://www.dialog-21.ru/news/digest.asp?id=132411

pe6: О. Э. Мандельштам Петр Чаадаев I След, оставленный Чаадаевым в сознании русского общества, -- такой глубокий и неизгладимый, что невольно возникает вопрос: уж не алмазом ли проведен он по стеклу? Это тем более замечательно, что Чаадаев не был деятелем: профессиональным писателем или трибуном. По всему своему складу он был «частный» человек, что называется «privatier». Но, как бы созна-вая, что его личность не принадлежит ему, а должна перейти в потомство, он относился к ней с некоторым смирением: что бы он ни делал, -- казалось, что он служил, «священнодействовал». Все те свойства, которых была лишена русская жизнь, о которых даже не подозревала, как нарочно соединялись в личности Чаадаева: огромная внутренняя дисциплина, высокий интеллектуализм, нравственная архитектоника и холод маски, медали, которым окружает себя человек, сознавая,что в веках он -- только форма, и заранее подготовляя слепок для своего бессмертия. Еще более необычным для России был дуализм Чаадаева, ясное им различение материи и духа. В младенческой стране, стране полуживой материи и полумертвого духа, седая антиномия косной глыбы и орга-низующей идеи была почти неизвестна. Россия, в глазах Чаадаева, принадлежала еще вся целиком к неорганизованному миру. Он сам был плоть от плоти этой России и посмотрел на себя, как на сырой материал. Результаты получились удивительные. Идея организовала его личность, не только ум, дала этой личности строй, архитектуру, подчинила ее себе всю без остатка и, в награду за абсолютное подчинение, подарила ей абсолютную свободу. Глубокая гармония, почти слияние нравственного и умственного элемента придают личности Чаадаева особую устойчивость. Трудно сказать -- где кончается умственная и где начинается нравственная личность Чаадаева, до такой степени они близятся к полному слиянию. Сильнейшая потребность ума была для него в то же время и величайшей нравственной необходимостью. Я говорю о потребности единства, определяющей строй избранных умов. «О чем же мы станем беседовать? -- спрашивал он Пушкина в одном из своих писем. -- У меня, вы знаете, всего одна идея, и если бы ненароком в моем мозгу оказались еще какие-нибудь идеи, они, конечно, тот-час прилепились бы к той одной: удобно ли это для вас?» Что же такое прославленный «ум» Чаадаева, этот «гордый» ум, почтительно воспетый Пушкиным, освистанный задорным Языковым, как не слияние нравственного и умственного начала -- слияние, которое столь характерно для Чаадаева и в направлении которого совершался рост его личности? С этой глубокой, неискоренимой потребностью единства, высшего исторического синтеза родился Чаадаев в России. Уроженец равнины захотел дышать воздухом альпийских вершин и, как мы видим, нашел его в своей груди. II На Западе есть единство! С тех пор, как эти слова вспыхнули в сознании Чаадаева, он уже не принадлежал себе и навеки оторвался от «домашних» людей и интересов. У него хватило мужества сказать России в глаза страшную правду, -- что она отрезана от всемир-ного единства, отлучена от истории, этого «воспитателя народов Богом». Дело в том, что понимание Чаадаевым истории исключает возможность всякого вступления на исторический путь. В духе этого понимания, на историческом пути можно находиться только ранее всякого начала. История -- это лестница Иакова, по которой ангелы сходят с неба на землю. Священной должна она называться на основании преемственности духа благодати, который в ней живет. Поэтому Чаадаев и словом не обмолвился о «Москве-третьем Риме». В этой идее он мог увидеть только чахлую выдумку киевских монахов. Мало одной готовности, мало доброго желания, чтобы «начать» историю. Ее вообще немыслимо начать. Не хватает преемственности, единства. Единства не создать, не выдумать, ему не научиться. Где нет его, там в лучшем случае -- «прогресс», а не история, механическое движение часовой стрелки, а не священная связь и смена событий. Как очарованный, смотрел Чаадаев в одну точку, -- туда, где это единство стало плотью, бережно хранимой, завещаемой из поколения в поколение. «Но папа! папа! Ну, что же? Разве и он -- не просто идея, не чистая абстракция? Взгляните на этого старца, несомого в своем паланкине под балдахином, в своей тройной короне, теперь так же, как тысячу лет назад, точно ничего в мире не изменилось: поистине, где здесь человек? Не всемогущий ли это символ времени, -- не того, которое идет, а того, которое неподвижно, через которое все проходит, но которое само стоит невозмутимо и в котором и посредством которого совершается? Таков был к»атолицизм замоскворецкого сноба. III И вот, в августе 1825 года, в приморской деревушке близ Брайтона появился иностранец, соединявший в своей осанке торжественность епископа с корректностью светской куклы. Это был Чаадаев, бежавший из России на случайном корабле, с такой поспешностью, как если бы ему грозила опасность, без внешнего принуждения, но с твердым намерением -- никогда больше не возвращаться. Больной, мнительный, причудливый пациент иностранных докторов, никогда не знавший другого общения с людьми, кроме чисто интеллектуального, скрывая даже от близких страшное смятение духа, он пришел увидеть свой Запад, царство истории и величия, родину духа, воплощенного в церкви и архитектуре. Это странное путешествие, занявшее два года жизни Чаадаева, о которых мы знаем очень мало, больше похоже на томление в пустыне, чем на паломничество. А потом Москва, деревянный флигель-особняк, «Апология сумасшедшего» и долгие размеренные годы проповеди в «аглицком» клубе. Или Чаадаев устал? Или его готическая мысль смирилась и перестала возносить к небу свои стрельчатые башни? Нет, Чаадаев не смирился, хотя время своим тупым напильником коснулось и его мысли. О, наследство мыслителя! Драгоценные клочки! Фрагменты, которые обрываются как раз там, где всего больше хочется продолжения,грандиозные вступления, о которых не знаешь, -- что это: начертанный план или уже само его осуществление? Напрасно добросовестный исследователь вздыхает об утраченном, о недостающих звеньях: их и не было, они никогда не выпадали, -- фрагментарная форма «Философических писем» внутренне обоснована, так же как и присущий им характер обширного введения. Чтобы понять форму и дух «Философических писем», нужно представить себе, что Россия служит для них огромным и страшным грунтом. Зияние пустоты между написанными известными отрывками -- это отсутствующая мысль о России. Лучше не касаться «Апологии». Конечно, не здесь сказал Чаадаев то, что он думал о России. И, как безнадежная плоская равнина, развивается последний, незаконченный период «Апологии», это унылое, широковещательное и вместе ничего не обещающее начало, после того как уже столько было сказано: «Есть один факт, который властно господствует над нашим историческим движением, который красной нитью проходит через всю нашу историю, который содержит в себе, так сказать, всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер... Это -- факт географический ...» Из «Философических писем» можно только узнать, что Россия была причиной мысли Чаадаева. Что он думал о России, -- остается тайной. Начертав прекрасные слова: «истина дороже родины», Чаадаев не раскрыл их вещего смысла. Но разве не удивительное зрелище эта «истина», которая со всех сторон как неким хаосом окружена чуждой и странной «родиной»? Попробуем проявить «Философические письма», как негативную пластинку. Может быть, те места, которые просветлеют, окажутся именно о России. IV Есть великая славянская мечта о прекращении истории в западном значении слова, как ее понимал Ча-адаев. Это -- мечта о всеобщем духовном разоружении, после которого наступит некоторое состояние, именуемое «миром». Мечта о духовном разоружении так завладела нашим домашним кругозором, что рядовой русский интеллигент иначе не представляет себе ко-нечной цели прогресса, как в виде этого неисторического «мира. Еще недавн»о сам Толстой обращался к человечеству с призывом прекратить лживую и ненужную комедию истории и начать «просто» жить. В «простоте -- искушение идеи «мира»: Жалкий человек ... Чего он хочет? .. Небо ясно, Под небом места много всем. Навеки упраздняются, за ненадобностью, земные и небесные иерархии. Церковь, государство, право исчезают из сознания, как нелепые химеры, которыми человек от нечего делать, по глупости, населил «простой», «Божий» мир, и, наконец, остаются наедине, без докучных посредников, двое -- человек и вселенная: Против неба, на земле, Жил старик в одном селе ... Мысль Чаадаева -- строгий перпендикуляр, восставленный к традиционному русскому мышлению. Он бежал, как чумы, этого бесформенного рая. Некоторые историки увидели в колонизации, в стремлении расселиться возможно вольготнее на возможно больших пространствах -- господствующую тенденцию русской истории. В могучем стремлении населить внешний мир идеями, ценностями и образами, в стремлении, которое уже столько веков составляет мучение и счастье Запада и ввергнуло его народы в лабиринт истории, где они блу-ждают до сих пор, -- можно усмотреть параллель этой внешней колонизации. Там, в лесу социальной церкви, где готическая хвоя не пропускает другого света, кроме света идеи, укрывалась и созревала главная мысль Чаадаева, его немая мысль о России. Запад Чаадаева нисколько не похож на расчищенные дорожки цивилизации. Он в полном смысле слова открыл свой Запад. Поистине, в эти дебри культуры еще не ступала нога человека. V Мысль Чаадаева, национальная в своих истоках, национальна и там, где вливается в Рим. Только русский человек мог открыть этот Запад, который сгущеннее, конкретнее самого исторического Запада. Чаадаев именно по праву русского человека вступил на священную почву традиции, с которой он не был связан преемственностью. Туда, где все -- необходимость, где каждый камень, покрытый паутиной времени, дремлет, замурованный в своде, Чаадаев принес нравственную свободу, дар русской земли, лучший цветок, ею взращенный. Эта свобода стоит величия, застывшего в архитектурных формах, она равноценна всему, что создал Запад в области материальной культуры, и я вижу, как папа, «этот старец, несомый в своем паланкине под балдахином, в своей тройной короне», приподнялся, чтобы приветствовать ее. Лучше всего характеризовать мысль Чаадаева, как национально-синтетическую. Синтетическая народность не склоняет головы перед фактом национального самосознания, а возносится над ним в суверенной личности, самобытной, а потому национальной. Современники изумлялись гордости Чаадаева, а сам он верил в свое избранничество. На нем почила гиератическая торжественность, и даже дети чувствовали значительность его присутствия, хотя он ни в чем не отступал от общепринятого Он ощущал себя избран-ником и сосудом истинной народности, но народ уже был ему не судия! Какая разительная противоположность национализму, этому нищенству духа, который непрерывно апеллирует к чудовищному судилищу толпы! У России нашелся для Чаадаева только один дар: нравственная свобода, свобода выбора. Никогда на Западе она не осуществлялась в таком величии, в такой чистоте и полноте. Чаадаев принял ее, как священный посох, и пошел в Рим. Я думаю, что страна и народ уже оправдали себя, если они создали хоть одного совершенно свободного человека, который пожелал и сумел воспользоваться своей свободой. Когда Борис Годунов, предвосхищая мысль Петра, отправил за границу русских молодых людей, ни один из них не вернулся. Они не вернулись по той простой причине, что нет пути обратно от бытия к небытию, что в душной Москве задохнулись бы вкусившие бессмертной весны неумирающего Рима. Но ведь и первые голуби не вернулись обратно в ковчег. Чаадаев был первым русским, в самом деле, идейно, побывавшим на Западе и нашедшим дорогу обратно. Современники это инстинктивно чувствовали и страшно ценили присутствие среди них Чаадаева. На него могли показывать с суеверным уважением, как некогда на Данта: «Этот был там, он видел -- и вернулся». А сколькие из нас духовно эмигрировали на Запад! Сколько среди нас -- живущих в бессознательном раздвоении, чье тело здесь, а душа осталась там! Чаадаев знаменует собой новое, углубленное понимание народности, как высшего расцвета личности, и России, как источника абсолютной нравственной свободы. Наделив нас внутренней свободой, Россия предоставляет нам выбор, и те, кто сделал этот выбор, -- настоящие русские люди, куда бы они ни примкнули. Но горе тем, кто, покружив около родного гнезда, малодушно возвращается обратно! Публикуется по: О. Э. Мандельштам. Собрание сочинений в четырех томах под редакций проф. Г. П. Струве и Б. А Филиппова, том II. http://www.mnemosyne.ru/library/mandelshtam-1.html

pe6: Андрей Левкин: "во всем виноват Ломоносов. Именно из-за него в России основным законом является тот, чья формулировка прошита в памяти любого россиянина: если где-то чего-нибудь прибудет, то где-то столько же и убудет. Из этих слов произошел Грушницкий и коммунисты, и новейшие исторические тренды. Воспринятый лично, этот постулат в принципе ликвидирует возможность взаимного удовлетворения сторон. Здесь и находится та бескомпромиссная духовность, которая присуща только Российской Федерации. Отсюда понятно: власть бьется с олигархами, менты — с не ментами, мужчины непременно воюют с женщинами, патриоты с происками Запада, а в ноябре 2005-го — уже и с инородцами-мигрантами. И все подряд — со всеми подряд в розницу и оптом ежедневно и не кончают. Не зря живем. Что может быть духовнее постоянного и непрерывного Армагеддона? Куда тут западной цивилизации, погрязшей в протестантской этике и католическом эстетизме? Даже странно представить, есть некоторые группы товарищей с разными целями, и они договариваются, даже никого не «замочив». Не может такого быть, чтобы не бороться, наука не дозволяет. Да, несколько странно, что духовная жизнь определяется законом из жизни твердых физических тел, но таковы, значит, особенности места. " http://www.svobodanews.ru/Article/2007/03/27/200703271024080...

pe8: Султан, на протяжении 40 лет бывший абсолютным монархом, заявил о собственной непогрешимости. Он переписал конституцию страны, которая теперь гласит: "Его Величество султан... не может ошибаться ни как человек, ни как официальное лицо". В новом варианте конституции также запрещается использовать имя султана всуе в судах любой точки мира. "Никто не имеет права публиковать или воспроизводить в Брунее или где-то еще содержание процессов... которые могут принизить... положение, достоинство, репутацию, честь, власть и господство Его Величества султана", – гласит основной закон.

полная версия страницы