Форум » ПОЛИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ - POLITICAL ANALYSIS » Черчилль как экстремист (Мерс-эль-Кериб). » Ответить

Черчилль как экстремист (Мерс-эль-Кериб).

pe6: Цитируется по http://overkilnavy.narod.ru/Lib/WW2/Liharev-Kannigham/05.htm Капитуляция Франции поставила массу проблем перед ее главной союзницей - Великобританией. Одним из наиболее серьезных был вопрос о дальнейшей судьбе французских боевых кораблей. Разгром сухопутной ар-мии Франции никак не повлиял на боеспособность к флота, прочно занимавшего второе место среди фло-тов великих европейских держав. На его кораблях со-хранялась железная дисциплина и он продолжал оста-ваться сбалансированным и эффективным инструмен-том войны под жестким контролем командующего во-енно-морскими силами Франсуа Дарлана. На момент капитуляции главные силы французс-кого флота состояли из пяти 22.000-тонных дредноутов «Бретань», «Прованс», «Лорэйн». «Курбе» и «Париж», построенных в 1913 - 1916 гг. Первые три в 1932 - 1935 гг: прошли основательную модернизацию. Далее следо-вали два новейших линкора «Дюнкерк» и «Страсбург», водоизмещением по 26.500 т.. вошедшие в состав флота в 1937 - 1938 гг. Эти корабли развивали скорость хода более 30 узлов и были вооружены восемью 330 мм ору-диями в двух четырехорудийных башнях. Несмотря на «скромный» по сравнению с «вашингтонскими» супер-дредноутами калибр, их пушки могли стрелять 560 кг снарядами на дистанцию до 42 км, а с расстояния 28 км пробивать 300 мм броню. «Дюнкерк» и «Страсбург», как минимум, на равных могли бы сразиться с германс-кими «Шарнхорстом» и «Гнейзеиау», Флот Третьей Республики вот-вот должен был пополниться еще двумя линкорами - «Ришелье» и «Жан Баром». Полное водоизмещение каждого из этих мон-стров, вооруженных восемью 380 мм орудиями в четырехствольных башнях, достигало 48000 т. Они могли развивать скорость до 32 узлов, а система их броневой защиты считалась лучшей из когда-либо создававших-ся для линкоров. Французский флот также располагал 7 тяжелыми крейсерами с 203 мм орудиями главного калибра; 11 легкими крейсерами, от 5800 до 7600 т. во-доизмещением; 28 большими океанскими эсминцами, водоизмещением от 2100 до 2800 т., 26 малыми эсмин-цами и 78 подводными лодками. За исключением 5 ста-рых дредноутов, ни один из французских кораблей не имел срока службы более 14 лет. Новейшие эсминцы не уступали лучшим аналогичным образцам других фло-тов мира. Экипажи кораблей па 80% состояли из опытных, прослуживших уже по многу лет контрактников. Франсуа Дарлан вполне обоснованно гордился французской морской мощью, которую считал делом всей своей жизни. Незадолго до войны он с гордостью описал британскому морскому атташе в Париже высо-кие боевые качества «Дюнкерка», «Страсбурга» и но-вейших лидеров эсминцев, в заключении спросив: «А у вас, англичан, есть что-нибудь подобное»? Британские политики и военные прекрасно по-нимали, как много в этот критический момент зависит от адмирала Дарлана. Уже после войны Черчилль пи-сал по этому поводу: «Адмиралу Дарлану было достаточно уйти на одном из своих кораблей в любой порт за пределами Франции, чтобы стать хозяином всех французских владений вне зоны германской оккупации. ... Он мог бы увести с собой за пределы досягаемости немцев четвертый военный флот в мире, офицеры и мат-росы которого были лично .преданы ему. Поступив та-ким образом, Дарлан стал бы главой французского Со-противления с могущественным оружием в руках. Бри-танские и американские доки и арсеналы были бы пре-доставлены в его распоряжение для обслуживания фло-та, ... Вся Французская колониальная империя подня-лась бы за ним. Никто не смог бы помешать ему стать освободителем Франции. Слава и могущество, к кото-рым он так настойчиво стремился, были в его руках. Вместо этого он прошел через два года шаткого и бес-покойного правления к насильственной смерти, осквер-ненной могиле, и его имя навеки было проклято фран-цузским флотом и нацией, которым он некогда сослу-жил хорошую службу». Когда к середине июня 1940 г. стало ясно, что по-ражение Франции неизбежно, англичане начали на-стойчиво добиваться от французского правительства и Дарлана гарантий, что флот Франции не будет сдан Италии и Германии, и намекали, что всем французс-ким военным кораблям будет оказана самая теплая встреча в британских портах. Дарлан заверил их, что флот никогда не будет сдан фашистам. Однако в близ-ком окружении французский адмирал неоднократно заявлял, что он «не для того создавал флот, чтобы сдать его англичанам». Так же как генералы Вейган и Петен, Дарлан принадлежал к лагерю «пораженцев». Он не сомневался, что после того, как Франция выйдет из войны, Англия продержится недолго. И потому он со-бирался сохранить флот «при себе», как предмет буду-щего торга с победителями, как нечто такое, что хотел бы иметь прозапас заключенный, собирающийся шан-тажировать своих судей и тюремщиков. Одновремен-но военный флот оставался для адмирала Дарлана чем-то очень личным, с чем была связана большая часть его жизни. В этой связи уместно будет привести выска-зывание Шарля де Голля: «Флот - это вотчина Дарла-на. А феодал никогда не сдает свою вотчину». Так или иначе, накануне капитуляции Дарлан увел почти все свои корабли в порты Французской Се-верной Африки. «Ришелье», только что закончивший ходовые испытания,18 июня покинул метрополию и 23-го бросил якорь в гавани Дакара. Днем позже в Касаб-ланку прибыл «Жан Бар». Те корабли, которые оказались не в состоянии самостоятельно передвигаться, были затоплены. Лишь очень немногие в момент капи-туляции Франции оказались в британских портах и были интернированы. В 20-х числах июня 1940 г. основные соединения французского флота распределились между Мерс-эль-Кебиром (военная гавань в порту Оран), Дакаром, Ка-сабланкой, Сфаксом и Александрией. Наиболее мощ-ная эскадра, в составе которой находились линейные корабли «Дюнкерк», «Страсбург», «Прованс» и «Бре-тань», сосредоточилась в Мерс-эль-Кебире. Вторая по величине эскадра под командованием вице-адмирала Годфруа, стояла, как уже говорилось, в Александрии. А что же тем временем победители? За три дня до начала германо-французских переговоров о мире Гит-лер отправился в Мюнхен, чтобы увидеться с Муссоли-ни и постараться погасить непомерные притязания сво-его союзника. Ибо за свою роль статиста на поле битвы дуче потребовал ни много ни мало Ниццу, Корсику. Тунис и Джибути, а затем Сирию, базы в Алжире, окку-пацию итальянцами Франции до самой Роны, выдачу ему всего (!) французского флота и, если возможно, то и Мальты, а также английских прав в Египте и Судане. Однако Гитлер, занятый в мыслях уже следующим эта-пом войны, сумел доказать ему, что честолюбивые при-тязания Италии затянут победу над Англией. И дело было не только в том, что форма и условия перемирия могли бы оказать значительное психологическое воздей-ствие на решимость Англии продолжать борьбу, - куда больше Гитлер опасался того, что наисовременнейший французский флот, будучи недоступным для него, по-скольку корабли уже ушли в гавани Северной Африки, воспримет сверхтяжелые условия как повод, чтобы пе-рейти па сторону Англии, а то и вообще, базируясь в колониях, продолжать борьбу от имени Франции. Воз-можно, наконец, что им чуть-чуть двигало и чувство великодушия, но так или иначе ему удалось отговорить Муссолини от алчных вожделений и в итоге убедить его в том, что самое главное сейчас - иметь такое француз-ское правительство, которое пойдет на перемирие. И как бы ни была итальянская сторона в своей эйфории разо-чарована результатами этих переговоров, поведение Гитлера и его аргументы возымели действие. Министр иностранных дел Фашистской Италии Галеаццо Чианр так охарактеризовал Гитлера в своем дневнике: «Он говорит сегодня со сдержанностью и осмотрительнос-тью, которые, после такой победы как у него, действи-тельно поражают. Меня нельзя подозревать в слишком нежных чувствах к нему, по в этот момент я им действи-тельно восхищаюсь». Тем временем в Лондоне не собирались прояв-лять снисхождения к своим бывшим союзникам. Чер-чилль писал: «В вопросе, столь важном для обеспече-ния безопасности всей Британской Империи, мы не можем себе позволить полагаться только на слово ад-мирала Дарлана. Как бы благи ни были его намере-ния, его могут силой заставить сдаться или поставить на его место другого министра, который без колеба-ний обманет наше доверие. Самым важным для нас является уверенность в двух новейших линейных кораб-лях «Ришелье» и «Жан Баре1'. Если они попадут в руки немцев, те смогут выстроить мощную боевую линию, когда линкор «Бисмарк» будет закончен в августе сле-дующего года. Против этих быстроходных и мощных кораблей мы сможем выставить только «Нельсона», «Роднея» и устаревшие линкоры вроде «Вэлиента». «Страсбург» и «Дюнкерк», несомненно, причинят нам громадный вред, если попадут в руки противника, но именно те два новейших корабля смогут изменить весь ход войны (на море). ...Любой ценой нельзя упустить «Ришелье» и «Жан Бар», в особенности первого». На совещании кабинета министров, проходив-шем с участием первого морского лорда и офицеров генерального морского штаба, все же было решено пер-вой нейтрализовать самую большую французскую эс-кадру во главе с «Дюнкерком» и «Страсбургом», сто-явшую в Мерс-эль-Кебире. Эта миссия возлагалась на соединение «Н» под командованием вице-адмирала Джеймса Сомервилла, которое спешно сформировали с тем, чтобы заполнить «вакуум силы», образовавшийся в западной части Средиземного моря с выходом из вой-ны Франции. В состав новой эскадры вошли линейный крейсер «Худ», линкоры «'Вэлиент» и «Резолюшн», авиа-носец «Арк Ройял», 2 крейсера и 11 эсминцев. Сомер-виллу надлежало в ультимативной форме предложить командующему французской эскадрой вице-адмиралу Марселю Жасулю четыре альтернативы на выбор: при-соединиться к английскому флоту и продолжить учас-тие в войне; увести корабли в английские порты, спи-сать экипажи на берег и репатриировать их во Фран-цию; увести корабли в порты французской Вест-Ин-дии и там их разоружить; затопить корабли прямо в гавани. В случае непринятия одного из предложенных вариантов Сомервилл имел приказ уничтожить фран-цузскую эскадру прямо в Мерс-эль-Кебире. Тем временем эскадра Сомервилла появилась пе-ред Мерс-эль-Кебиром. Начались тяжелые многочасо-вые переговоры. Кровавый закат уже окрасил водную гладь, срок ультиматума давно истек, а британский ад-мирал, постоянно понукаемый радиограммами Черчилля, все не решался открыть огонь. Уж очень невероят-ной казалась Сомервиллу сама мысль стрелять в своих вчерашних союзников, с которыми он еще совсем не-давно сопровождал атлантические конвои и охотился за германскими рейдерами. Наконец, в 17.54 гром ору-дий на десятки километров прокатился над африканс-ким берегом: британские линкоры начали обстрел сто-явшей в гавани Мерс-эль-Кебира эскадры адмирала Жансуля. Впервые за 125 лет, прошедших со времен битвы при Ватерлоо, англичане и французы нацелили пушки друг на друга. В непредсказуемом и извилистом пути великой войны нет ситуации более печальной и отвратитель-ной, когда вчерашние союзники начинают уничтожать друг друга на глазах торжествующего общего врага. Французские корабли метались в тесной гавани, не имея свободы маневра и даже возможности задейство-вать против англичан все свои пушки. 36 15-дюймо-вых орудий тяжелых кораблей соединения «Н» моло-тили беспрерывно, круша всех и вся своими 800 кг сна-рядами. В считанные минуты трехснарядный залп по-разил «Дюнкерк». Один из снарядов вывел из строя вторую башню главного калибра, перебив половину орудийной прислуги. Два других взорвались во внут-ренних помещениях, сокрушив котельное отделение и электрогенераторы. На «Дюнкерке» прервалась пода-ча электроэнергии, вышла из строя система управле-ния огнем главного калибра, начались пожары. В 18.13 «Дюнкерк» сел на дно. Многократные попадания громадных снарядов в «Бретань» вызвали взрыв боезапаса. Объятый чер-ным дымом и пламенем с носа до кормы, французский линкор с грохотом опрокинулся вверх килем, похоро-нив в своей стальной утробе больше тысячи офицеров и матросов. Несколько минут спустя сел на дно подби-тый «Прованс». Взрывом 15-дюймового снаряда эсмин-цу «Могадор» оторвало корму, но он каким-то чудом остался на плаву, медленно дрейфуя по акватории. Все было кончено за 15 минут - в 18.10 Сомервилл прика-зал прекратить огонь. И только «Страсбург» среди всеобщей сумяти-цы, скрытый тучами черного дыма от горящих кораб-лей и портовых сооружений, незаметно прошел вдоль самого берега вырвался в открытое море. Сомервилл считал, что ни один корабль бывших союзников не сможет выйти в море, поскольку незадолго перед опе-рацией у входа в гавань Орана было выставлено заг-раждение из магнитных мин, и французы знали об этом. Однако между минным полем и берегом остался сво-бодный проход, шириной в три кабельтовых, которым и воспользовался «Страсбург». Неожиданно в 18.20 пришло сообщение с само-лета-разведчика с «Арк Ройяла»: «Линкор типа «Дюн-керк» в открытом море. Движется с большой скорос-тью курсом на восток». Вначале Сомервилл этому про-сто не поверил. Однако примерно 20 минут спустя вто-рой самолет полностью подтвердил сообщение первого. «Худ» и несколько эсминцев немедленно ринулись в погоню, - но куда там! Французский линкор подвер-гся двум атакам с воздуха. Первый раз 6 «суордфишей» отбомбились по нему 250 кг «полубронебойными» бом-бами. Примерно час спустя еще 5 самолетов с « Арк Ройяла» пытались его торпедировать. Участники обоих на-летов божились, что поразили «француза» как мини-мум одной бомбой и одной торпедой. Тем не менее, в 20.20 Сомервилл остановил преследование, осознав, что за «Страсбургом» ему не угнаться. .... Дипломатический успех Каннингхэма в Алек-сандрии выставил в совершенно противоположном свете, с моральной и политической точки зрения, по-зицию Черчилля, который буквально заставил Сомер-вилла расстрелять французские корабли в Мерс-эль-Керибе. Ройер Дик впоследствии утверждал, что «Уинстон никогда не простил Каннингхэму Александрию». Канниигхэм также до конца жизни остался убежден-ным в своей правоте. Пять лет спустя после оконча-ния войны он писал: «90% старших морских офице-ров, включая меня, считали и продолжают считать Оран страшной ошибкой». В связи с вышеизложенным возникает вопрос, если Оран являлся «страшной ошибкой», можно ли было ее избежать? Как уже говорилось. Гитлер не со-бирался настаивать на сдаче Французского военного флота державам-победительницам. Напротив, он стре-мился максимально смягчить условия перемирия, что-бы не спровоцировать французские корабли перейти на сторону Великобритании. В этом случае особенно ценным приобретением для англичан стали бы новей-шие французские эсминцы, чей вклад в противолодоч-ную оборону атлантических конвоев при таком сцена-рии был бы неоценим. Фактически, Гитлер считал наи-лучшей альтернативой потопление французского фло-та. Среди массива документов, открытых после окон-чания Второй мировой войны, нет ни одного свидетель-ства, которое бы подтвердило, что Редел или Дениц тре-бовали раздела французского флота или всерьез обсуж-дали вопрос о возможном укомплектовании французс-ких кораблей немецкими экипажами. Современные английские историки оправдыва-ют торопливость действий Черчилля и избранный им наиболее жесткий и кровавый вариант решения про-блемы французского флота тем, что на тот момент ан-гличанам не были известны истинные намерения Гит-лера. Напротив, ходили упорные слухи, будто немцы уже готовятся отправить своих моряков самолетами в Оран, Дакар и Касабланку для укомплектования фран-цузских кораблей. Но ведь в британском Адмиралтей-стве сидели профессионалы и любой из них понимал, что это чистейший нонсенс. Ни один немецкий поли-тик или адмирал, находившийся в здравом уме, не мог требовать включения в состав германского флота французских кораблей вместе с их экипажами. В этом случае они не могли бы на них положиться, как на эффективный и надежный инструмент ведения войны. Для того чтобы укомплектовать четвертый по вели-чине флот в мире своими экипажами, потребовались бы немедленно десятки тысяч обученных матросов, офицеров и старшин. Такого резерва в Германии про-сто не было. Зато имеется немало документов, свидетельству-ющих, что Черчилль намеренно избрал самый крова-вый вариант решения этого вопроса. Беседуя с госсек-ретарем США Корделлом Хэллом в декабре 1941 г.. Черчилль обмолвился, что «поскольку многие люди во всем мире считали что Великобритания готова вот-вот капитулировать, он хотел этими действиями (3 июля 1940 г. в Мерс-эль-Кебире. - Д.Л.) показать, что она по-прежнему намеревается сражаться». Некоторые ан-глийские историки утверждают, что этот аргумент при-шел на ум Черчиллю уже пост-фактум, после событий 1940 г. Но отрывок из неопубликованной автобиогра-фии личного секретаря Черчилля Эрика Сила свиде-тельствует о том, что этот аргумент довлел над бри-танским премьером с самого начала: «Он был убежден что на американцев произведет впечатление безжалос-тность в отношении безжалостного врага; и в его по-нимании, самым важным в нападении на французский флот в Оране будет реакция Америки, поскольку это станет самой ясной демонстрацией того, что мы убеж-дены в своем намерении сражаться до конца и готовы дойти в этой борьбе до любых пределов. Демонстра-ция этой безжалостности была, естественно, рассчита-на не на англичан, поскольку ему пришлось принуж-дать к ней своих подчиненных, в особенности, адмира-лов, не желавших стрелять в своих бывших товарищей по оружию. Но такова была политика Черчилля; он остался тверд и непреклонен в осознании ее необходи-мости и всеми силами стремился проводить ее в жизнь». Таким образом. Оран был «случайной ошибкой», он являлся результатом намеренной политики Черчил-ля, стремившегося к самой кровавой развязке. В этом-то и заключалась ошибка. Когда в Марсель начали сот-нями прибывать гробы с телами погибших военных моряков из Орана, по Франции прокатилась волна воз-мущения. Германский историк генерал Курт Типпельскирх совершенно прав, утверждая, что при более про-думанной пропагандистской политике, Гитлер мог бы извлечь из этой ситуации огромные политические ди-виденды. Действия Каннингхэма в Александрии про-демонстрировали всему миру, как можно было решить этот вопрос по-другому. Поэтому адмирал Каннингхэм превратился для Черчилля и его последующих апо-логетов в весьма неудобного свидетеля. Возьмем самую подробную и обстоятельную биографию Уинстона Черчилля, вышедшую в Англии в 1966 - 1988 гг. Она насчитывает 8 томов, свыше ты-сячи страниц каждый. Все они имеют по 2 - 3 «сопроводительных тома» документов. Ее авторов Мартина Гилберта и Рандольфа Черчилля никак нельзя упрек-нуть в торопливости или незнании каких-то факта Событиям в Оране 3-4 июля 1940 г. посвящена целая глава. В ней ни разу не упомянуто имя Каннингхэма, Сказано только, что в Александрии также находилась крупная французская эскадра. Что с ней произошло, куда она потом делась, читатель не узнает, сколько бы он ни вчитывался в соответствующие страницы этого тома.

Ответов - 1

bne2: Аналогии с Гитлером Энн Эпплбаум "Похоже, кое-кто считает, что мы должны вести переговоры с террористами и радикалами... Мы слышали это глупое заблуждение и раньше. Когда нацистские танки вторглись в Польшу в 1939 году, один американский сенатор заявил: "Боже, если бы я только поговорил с Гитлером, всего этого можно было бы избежать" (Джордж Уолкер Буш, май 2008) "Тем более что и в наши дни таких угроз не становится меньше... И в этих новых угрозах, как и во времена Третьего рейха, все то же презрение к человеческой жизни, те же претензии на мировую исключительность и диктат" (Владимир Путин, май 2007) Нет, цитируя эти заявления, я не провожу параллелей между Джорджем Бушем и Владимиром Путиным. Они сильно отличаются друг от друга. Тем не менее из вышеприведенного ясно, что и Буш, и Путин, несмотря на свои огромные различия, оба болеют распространенным современным заболеванием: и тот, и другой страдает необъяснимой потребностью втискивать нацистов в современные политические дебаты, и к месту, и не к месту. Действительно, создается впечатление, что нацистские аналогии можно использовать практически с безграничной гибкостью. Буш говорил о политиках, которые ведут переговоры с "террористами и радикалами", сравнивая их с теми, кто потакал Гитлеру в 1930-х (многие истолковали его слова, сказанные на прошлой неделе, как атаку на Барака Обаму). Путин сравнил нацистов с современными режимами, которые презирают "человеческую жизнь" и претендуют "на мировую исключительность и диктат" – иными словами, с США (многие истолковали его слова, произнесенные в прошлом году, как нападку на администрацию Буша). Однако нацисты всплывали и в аргументах по многим другим вопросам. В разъяснительной речи относительно "того, что происходит в Косово", Билл Клинтон однажды оправдал свое решение подвергнуть Сербию бомбардировкам, задавшись таким вопросом: "Что если бы кто-то прислушался к Уинстону Черчиллю и выступил против Адольфа Гитлера раньше?" Госсекретарь его администрации Мадлен Олбрайт также любила говаривать репортерам: "Мюнхен – это мое мировоззрение", – имея в виду решение Европы о политике умиротворения в отношении Гитлера, принятое в Мюнхене в 1938 году. В 2006 году британская организация, выступавшая против введения национальных идентификационных карточек, разработала рекламный проект, в котором тогдашний премьер-министр Тони Блэр представал в образе Гитлера, только вместо усов у него был штрих-код. Прошлой весной американская феминистка Наоми Уолф сравнила гитлеровских коричневорубашечников – бандитов, которые громили еврейские магазины и убивали стариков, – с "группами озлобленных республиканских молодчиков, одетых в такие же рубашки и брюки", которые "устрашали работников избирательных участков, подсчитывавших голоса во Флориде в 2000 году". В воскресенье Эл Гор в беседе со студентами заявил, что борьбу с глобальным потеплением можно сравнить с борьбой с фашизмом. И, конечно же, с Гитлером не раз сравнивали Саддама Хусейна – это делали многочисленные представители различных политических течений. Спешу добавить, что я не против публичных исторических дебатов: если нацистов упоминают в более широком контексте – например, в предупреждениях о непредсказуемости тоталитарных режимов – они могут быть полезной частью ряда дискуссий. К сожалению, нацистские аналогии сегодня обычно используются для того, чтобы окончить спор, а не расширить его. Как только вы подключаете к дебатам Гитлера или Третий рейх, то отсылаете собеседников к крайней форме зла и ставите своего оппонента в неудобную для обороны позицию: "Вы что, против войны с Гитлером?" – и разговор по существу прекращен. Упоминание о нацистах также изменяет и тон дебатов. К примеру, в основе решения не вести переговоры с "Хизбаллой" или иранским режимом могут лежать веские, тактические причины (обычно лучшая причина заключается в том, что сопричастные к этому дипломаты уверены в том, что переговоры не сработают). Но называть сторонников этой политики "умиротворителями" – это значит искажать дебаты, придавать тактическому выбору ложные моральные основания. В реальности же обстоятельства меняются – даже те, в которых задействованы "террористы и радикалы", как это известно, в частности, нынешней администрации. Обстоятельства, к примеру, изменились в случае с Северной Кореей, режимом, который в 2002 году еще входил в "ось зла". Сейчас ряд чиновников администрации Буша ведут полномасштабные переговоры с ее руководством. Между прочим, я по-прежнему называю Северную Корею "злом", и мне не нравятся нынешние переговоры, в немалой степени потому, что они закрепляют иллюзию того, что США, а не Китай, являются самым влиятельным иностранным игроком на Корейском полуострове. Однако это не значит, что американцы, принимающие участие в переговорах с Северной Кореей, являются точным современным эквивалентом Невилла Чэмберлена, и это не значит, что северные корейцы вот-вот вторгнутся в Польшу. Точно так же мы не узнаем ничего полезного, если будем называть Ким Чен Ира "Гитлером", как мы ничего не достигли, называя нацистами Буша или Блэра, а идея о том, что люди, желающие вести переговоры с Ираном, являются моральным эквивалентом коллаборационистов Виши, смехотворна. Прошло 70 лет: давайте оставим в покое призраков Мюнхена, на этот раз навеки.



полная версия страницы