Форум » АКТУАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА - URGENT POLITICAL ISSUES » «Эксперт» №17(511), 8 мая 2006 //О воинствующей демократии » Ответить
«Эксперт» №17(511), 8 мая 2006 //О воинствующей демократии
pe: Эксперт №18(512), 15 мая 2006 ПОЛИТИКА «Эксперт» №17(511), 8 мая 2006 Демократия О воинствующей демократии Михаил Рогожников Агрессивный национализм требует адекватного ответа. Европейская демократия нашла его полвека назад Взрыв националистически окрашенных преступлений последнего года не имеет никакой актуальной причины. Эта причина, имей она место, в любом случае ничего бы не оправдывала и не смягчала, но, по крайней мере, отчасти бы объясняла. Спусковым крючком могли бы послужить глубокий экономический кризис или проигранная война, но ведь ничего подобного не происходит. Нарастание экстремистского национализма вызвано не эксцессом, а процессом. И это — самое опасное в происходящем. Оно является результатом безнаказанного и неуклонного развития экстремистского национализма в обществе и в политике на протяжении многих лет, болезни, которая развивается не потому, что вызвана каким-то непобедимым вирусом, а потому, что не принимается самых необходимых врачебных мер. Маргинальные националистические группы опасно политизируются, по сути, на пустом месте, при близоруком небрежении властей. Как показывает исследование «Стратификация российского общества», проведенное Институтом общественного проектирования более года назад, уровень межнациональной враждебности в обществе весьма невысок. Поддержка же во время опросов пресловутого лозунга «Россия для русских», еще и сильно преувеличиваемая неверными интерпретациями, отражает скорее ощущение отчужденности от собственного государства и слабость общественной ткани на фоне солидарности национальных диаспор. Если, кстати, при этом посмотреть на дело с позиции этнических русских, способных доказать (если бы это потребовалось) свою национальную чистоту, но посмотреть внимательно и чуть заглядывая вперед, то можно спросить: хотят ли этнические русские жить при фашизме? Нацистский режим каким-то образом так уродует весь профиль государства, что ужас поселяется в домах людей с разным цветом волос, так же как при сталинизме не страхуют от расстрела пролетарское происхождение и партийный стаж. Это ключевой момент. Идея избирательного наделения политическими правами — в зависимости от национального, расового или классового происхождения — не годится для применения не только из наиболее общих соображений и не только с точки зрения угрожаемых меньшинств. Она оказывается несовместима с демократией и с современным гуманистическим обществом в принципе, убивая его институты и угнетая сознание. Существование даже лояльных и признаваемых «своими» граждан оказывается возможным лишь в формах либо преступления, либо предательства, либо эскапизма. Тем временем на взвинченном националистическом фоне мы живем уже много лет. Это почему-то кажется невинным в буквальном правовом смысле. Лозунг прошлогодней кампании ЛДПР на выборах в Мосгордуму «Мы за русских, мы за бедных» только один из последних перлов, за которые никто не понес никакой ответственности. Да, партию «Родина» сняли с тех же московских выборов за ксенофобский ролик, но с региональных выборов в марте ее снимали за формальные нарушения в списках и т. п., хотя деятельность этой партии следовало бы прекратить тогда же, когда она загремела с выборов в Москве. Игра без правил Государственная власть, похоже, исходит из того, что обеспечение партийно-парламентского представительства группам, демонстрирующим не слишком явный национализм, есть меньшее зло по сравнению с тем, если бы они были полностью выключены из политической жизни. У нас, и не только у нас, часто считают, что политическая «канализация» нацистских настроений делает нацизм управляемым, менее опасным и вообще не нацизмом, так как его вожди на парламентской трибуне вынуждены быть более сдержанными, чем они были бы в тот же час на митингах. Это мнение прагматичных государственных мужей, распространенное, несмотря на рано или поздно наступающий крах всех попыток такого рода умиротворения, укрепляется благодаря поддержке с той стороны, которую никак нельзя заподозрить в симпатиях к фашизму (хотя ее представителей у нас в последнее время и принято упрекать в большинстве смертных грехов). Речь идет о либеральной позиции, глядя с которой борьба против идеологии всегда кажется по меньшей мере сомнительной. «Ряд демократических стран и, в частности, посткоммунистических конституционных государств в определенной степени беззащитен перед политическими манипуляциями чувствами людей и перед теми, кто стремится воспользоваться предоставленными конституцией возможностями в собственных интересах. Конституционным основам этих стран угрожает не только радикальный популизм на эмоциональном уровне, но расизм и коррупция», — пишет по этому поводу известный венгерский ученый, профессор права в Центрально-Европейском университете (Будапешт) Андраш Шайо. В 20−е годы прошлого века сама нацистская идеология казалась меньшим злом, чем видевшаяся нарушением либерального принципа жесткая борьба с ней. «Применение методов административного государства считалось абсолютно нежелательным, — пишет немецкий политолог Уве Бакес, один из руководителей Института исследований тоталитаризма имени Ханны Арендт. — Гитлер довел этот подход до абсурда, защищая в открытом письме рейхсканцлеру Брюнингу свое право на легальную трансформацию системы: „Вы как 'государственный деятель' отказываетесь признать, что если мы легальным путем придем к власти, то тогда мы можем покончить с легальностью. Господин рейхсканцлер, основополагающий тезис демократии гласит: 'вся власть исходит от народа'. Конституция определяет, каким образом концепция, идея и, тем самым, организация может получить от народа право на осуществление своих целей. Но в конечном счете конституцию определяет народ“. Маргинальные националистические группы опасно политизируются, по сути, на пустом месте при близоруком небрежении властей В этом пассаже сосредоточены сразу два аргумента, при помощи которых любой тоталитарный идеолог начинает игру с властью демократического государства: право на легальный политический обиход любых идей, опирающееся на плюрализм, и апелляция к демократии, которая якобы обязана легализовать любое явление, указывающее своим источником народное мнение. „Один из наиболее курьезных моментов демократии всегда будет заключаться в том, что она дает в руки своих смертельных врагов средства, которыми ее можно уничтожить“, — констатировали в середине прошлого века немецкие политологи, анализируя опыт победы фашизма над демократией. Суть вопроса В 1937 году в США эмигрировавший из Германии ученый-конституционалист и безусловный демократ Карл Левеншталь написал статью „Воинствующая демократия и основные права“, которая стала классической: „демократии, ставшие фашистскими государствами, совершили огромный грех из-за своей мягкотелости или слишком легалистской концепции свободы общественного мнения“, — писал Левеншталь. Он обосновывал необходимость появления у демократии способности защитить себя, „даже рискуя нарушить основополагающие принципы“: „Демократии в силу своих законов вынуждены разрешать возникновение и допускать развитие антипарламентских и антидемократических партий при условии, что они внешне соблюдают принципы законности и открыто играют с общественным мнением. Чрезмерный формализм законности, поддавшись обаянию формального равенства, не видит необходимости исключить из игры те стороны, которые не признают само существование правил“. Воинствующая демократия впоследствии стала одной из концептуальной основ конституции ФРГ. „На поколение создателей второй германской демократии после 1945 года гибель Веймарской республики наложила свой болезненный отпечаток. Ее концепция защиты республики была подвергнута ревизии, и ее сочли недостаточной“, — пишет Уве Бакес. Эта ревизия привела к появлению в германской конституции ряда направленных против нацизма и тоталитаризма статей (9, 18 и 21), по крайней мере одна из которых, 18−я, заслуживает цитирования: „Каждый, кто использует свободу выражения мнений, в частности свободу печати, свободу преподавания, свободу собраний, свободу объединений, тайну переписки, почтовых, телеграфных и телефонных сообщений, право собственности или право убежища для борьбы против основ свободного демократического строя, утрачивает эти основные права (курсив мой. — М. Р.)“. Бакес отмечает, что „эти статьи разрешают ограничивать политические права, если они используются для борьбы против демократического конституционного государства. Применение насильственных методов при этом отнюдь не является обязательным условием. Достаточно враждебных взглядов, агрессивной позиции экстремистского движения и его представителей, направленных против основных элементов свободного демократического строя общества. Превентивное использование инструментов защиты фактически означало расширение сферы политического уголовного права классически-либерального толка“. Последнее замечание подводит нас к сути механизма применения принципов воинствующей демократии. Исследователи подчеркивают, что роспуск партии не является уголовным наказанием, поэтому обычная процедура уголовного процесса не требуется и применима процедура более простая. Очень характерно замечание о насильственных методах. Нет нужды дожидаться, когда агрессивная идеология проявит себя преступлением. Более продуктивной и, главное, допустимой воинствующая демократия считает борьбу не с проявлениями, а с явлением. В то же время, хотя „в наши дни под понятием 'воинствующая демократия', как правило, подразумевается борьба с радикальными движениями, в особенности с деятельностью партий… самозащита конституционного государства, отчасти по причинам эффективности, не должна ограничиваться роспуском политических партий, — указывает Шайо. — Воинствующая демократия прежде всего затрагивает проблему ограничения политических прав. К ним относятся право на создание партий, свобода слова и собраний. В отношении государственных служащих могут применяться особые правила контроля их благонадежности“. Распространение принципов воинствующей демократии Ярче всего проявившись и наиболее основательно укоренившись в послевоенной Германии (до 1964 года в целях защиты конституции были запрещены 328 объединений и две партии), принципы воинствующей демократии повлияли на европейское право в целом. „Правовые системы ряда стран Европы предусматривают уголовно-правовую защиту от определенных высказываний, которые исторически принадлежат тоталитарной идеологии, — указывает профессор Шайо. — В большинстве стран Западной Европы не возникает проблем с применением санкций против расистских высказываний и с объявлением преступным отрицания факта холокоста“. После 11 сентября 2001 года эти же принципы начали проникать в англосаксонскую правовую систему, в которой долгое время считалось возможным обходиться традиционными средствами. По этому поводу интересно рассуждение профессора права Университета Торонто Кента Роча, настроенного традиционно скептически. „Принятие антитеррористических законов может быть обосновано без всяких ссылок на достаточно спорную идею воинствующей демократии или же на идею о том, что лишение прав и свобод тех, кто отрицает демократию, является в демократических странах вполне оправданным“, — пишет он и в то же время замечает: „Многие демократические страны Запада после 11 сентября стараются переиграть друг друга в способности найти баланс между требованиями времени и соответствием законов демократическим принципам… В отличие от американского Билля о правах современные акты о правах человека, принятые после Второй мировой войны, включая Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, допускают, что разумные и необходимые ограничения свободы выражения мнений и свободы объединений могут быть установлены законом и обоснованы в судах“. И наконец: „Представление о том, что запрет на разжигание ненависти необходим для защиты уязвимых меньшинств от дальнейших преследований и обеспечения их права на равенство, является наиболее привлекательным во многих отношениях обоснованием практики воинствующей демократии“. Не нужно ждать уничтожения демократии Российское законодательство также восприняло принципы, которые можно отнести к арсеналу воинствующей демократии. Это прежде всего конституционные статьи: ст. 13 — об основаниях запрета общественных объединений, в том числе тех, „цели или действия которых направлены на разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни“; ст. 19, запрещающая „любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности“; и ст. 29 (2) о недопущении пропаганды или агитации, возбуждающих „социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду, социальное, расовое, национальное, религиозное или языковое превосходства“. В то же время Конституция не ограничивает прямо ненасильственные методы борьбы против „основ свободного демократического строя“, то есть собственно конституционных основ, как это сделано в Германии. Один из наиболее курьезных моментов демократии в том, что она дает в руки своих смертельных врагов средства, которыми ее можно уничтожить В 2001 году у нас был принят закон „О политических партиях“, а в 2002−м — „О противодействии экстремистской деятельности“, применившие положения Конституции к деятельности партий, объединений и СМИ. Закон об экстремизме, кроме того, затрагивает физических лиц и дает судам возможность ограничивать доступ уличенных в экстремистской деятельности к госслужбе, образовательной, детективной и охранной сферам. Ограничения на использование экстремистских лозунгов содержит также законодательство о выборах, что дало суду одно из оснований для отмены регистрации городского списка кандидатов партии „Родина“ в депутаты Мосгордумы. Характерно, однако, что дело, в котором фигурировал агитационный ролик „Родины“ „Очистим Москву от мусора“, было возбуждено лишь по заявлению конкурирующей партии (ЛДПР). В целом же и после 2002 года запреты организаций или СМИ, в деятельности которых есть признаки экстремизма, крайне редки и если и происходят, то чаще всего на основе нарушений, не имеющих отношения к собственно экстремизму. Уголовный кодекс содержит потенциально очень сильные статьи — 280 „Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности“, 282 „Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства“ и 282.1. „Организация экстремистского сообщества“. Однако они применяются мало, за исключением случаев, когда мотив „национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды“ учитывается следствием и судами при квалификации насильственных преступлений, что в последнее время стало происходить чаще. Однако принципы воинствующей демократии напоминают нам, что борьба с эксцессами неэффективна без борьбы с явлением в целом. Нельзя забывать, что агрессивный национализм это всегда, по определению Карла Левеншталя, „политика, апеллирующая к эмоциям“ и использующая для этих „апелляций“ ложь, фальсификацию, предвзятые трактовки и моральный вакуум. Если такая политика торжествует, она, как уже говорилось, угрожает самим основам конституционного демократического государства. Угрожает гораздо в большей степени, чем основанные на конституции меры самозащиты демократического государства. „Что касается ограничения прав и свобод для всех тех, кто намеревается злоупотреблять ими для борьбы против фундаментальных ценностей и институциональных основ, — пишет Уве Бакес, — то его никак нельзя назвать антилиберальным, пока вмешательство осуществляется достаточно обоснованно, дозировано, предсказуемо и соразмерно. В конце концов, его прочным фундаментом является ценностная база классического либерализма“. Основой воинствующей демократии, нетерпимой к тем, кто намерен уничтожить саму терпимость, может служить только моральный консенсус, или, говоря практически, тенденция к нему в обществе. Такой консенсус, в свою очередь, возникает только на более широком основании принятых обществом моральных норм, которые служат базой для мирного, безболезненного и конструктивного взаимодействия культур.
Ответов - 0
полная версия страницы